ИЗ АВТОБИОГРАФИИ ВЛАДИМИРА ВАСИЛЬЕВА

Райкомовский "Газик" заскользил по снежному серпантину, ткнулся капотом в перила моста, попытался попятиться, но рухнул в мелководную речку.

В аварии погиб шофер. Второй секретарь Пашского райкома комсомола Анна Васильева была доставлена в районную больницу с сотрясением мозга.

Спустя две недели родился я. Консилиум местных врачей признал - здоров.

Об этом случае я узнал, когда стал взрослым. Подробности того дня - значительно позднее, работая в архиве и собирая материалы для трилогии "Паша - река Великая".

БЫЛИНКИ ПАМЯТИ МОЕЙ

...Мне шесть лет. Мы живем с папой и его женой Тамарой в Актюбинске. Я играю с братом и сестрой, вовсе не подозревая, что они мне не родные.

Но однажды к нам приезжает сестра папы тетя Рита и говорит, что я должен ехать с ней к моей маме. Я отказываюсь уезжать, плачу, прошу Тамару не отпускать меня.

В Москве нас с тетей Ритой встретила нарядная красивая женщина. Она улыбнулась мне, хотя по щекам текли слезы. Я бросился к ней, каким-то внутренним чувством понимая, что это и есть моя мама.

Помниться мы сразу прошли в какое-то помещение, где нас с мамой сфотографировали. Потом мы поехали на Красную площадь. Отстояли большую очередь в Мавзолей. Там я увидел рядом с проходом Ленина и Сталина. Ленин был в черном костюме, а Сталин в военной форме. О них мне рассказала мама, прежде чем мы зашли в это холодное помещение.

...Мне двенадцать лет. К нам вернулся папа. Мы едем в город Бокситогорск. Живем на улице Газа, в доме, утопающем в зелени. Папа на кухне жарит шампиньоны, которые он насобирал в огороде.

Радостная картинка пропадает. Появляется новая картинка с серым небом. Мы только что расстались с папой. Он опять от нас уехал. Собирается уезжать из Бокситогорска и моя мама с братом Толей и сестрой Таней. Я отказываюсь покидать город, потому что не хочу расставаться с друзьями. Мама объясняет, что если я не поеду с ними, то буду жить в интернате.

"Ну и пусть!" - гордо говорю я.

Смутно помню, как я провел день в школе-интернате, но хорошо помню вечер. Меня привели в спальню и показали мою кровать. Мы еще о чем-то с ребятами поговорили, посмеялись. А потом пришла воспитательница и выключила в комнате свет. Я уткнулся в подушку и заплакал. Ребята еще разговаривали, но я не слушал их, думал о маме, сестренке и братишке, успокаивая себя, что завтра попрошусь отпустить меня домой.

Домой меня, конечно, никто не отпустил. Я продолжал ночами плакать, а днем без всякого интереса ходил в школу, уроки, которые задавали на вечер, учил кое-как. За первую четверть у меня, оказалось, по предметам четыре двойки. Четыре двойки выставили мне и за первое полугодие. И это, когда пятый класс я закончил без троек!

В зимние каникулы я заболел фолликулярной ангиной. Меня поместили в лазарет. Здесь было еще тоскливее.

Но однажды ко мне пришла воспитательница (жаль, не помню ни фамилии, ни имени) и принесла книгу "Россия молодая" [Юрия Германа]. Она сказала, что, если я ее прочитаю, то окрепну душой и телом. Удивительно! Но воспитательница оказалась права!

В третьей четверти у меня не было двоек. В четвертой четверти не было и троек. После "знакомства" с Петром I у меня изменился характер - я стал смелым и требовательным к себе мальчишкой.

После окончания 6 класса мама меня забрала из школы-интерната и привезла домой. Я пошел в седьмой класс. Учеников, с которыми раньше учился, не помнил. Они холодно встретили новичка. На одной из перемен стали толкать, обзывать. Я ударил одного, потом другого мальчишку. Они разбежались. Потом самые отчаянные из них со мной подружились. Я для них стал д'Артаньяном, а они мушкетерами.

...Мне 15 лет. Я в Ленинграде. Пишу стихи. Мама показывает их своему знакомому ленинградскому писателю Вильяму Козлову. Он советует сходить в Дом писателей на улицу Воинова. Такой же совет, после прочтения моих стихов, я получаю от Петра Петровича Теликченко - театрального критика, мужа двоюродной сестры моей мамы.

В школьной тетрадке начисто переписанные самые лучшие мои стихи. Я поднимаюсь с ней по широкой лестнице, застланной ковром, в большой зал, освещенный огромной люстрой под высоким потолком. Стою один посредине зала и посматриваю по сторонам.

Скоро зал заполняется мужчинами. Они громко говорят, спорят и обходят меня.

- Вы к кому, мальчик? - слышу вопрос и не понимаю, кто его задал.

- Мне бы к главному вашему. Я поэт, - отвечаю и посматриваю на мужчин, стоящих рядом.

- Элида! Это к тебе! - кричит один и них.

Ко мне подходит высокая черноволосая женщина. Она отличается от других нарядной одеждой.

- Значит, пишите стихи? - спрашивает, улыбаясь, она и, получив утвердительный ответ, уводит меня в большое пустое помещение.

Как потом я узнал, это была Серебряная гостиная, а женщина - руководитель поэтического литературного объединения Элида Михайловна Дубровина. Она прочитала мои стихи, сделала мне замечания почти по всем стихотворениям, кроме двух - "Не пишу твое имя..." и "Из далекого лета "Ау!", и сказала, что все поправимо. С этого дня начался мой путь в литературу - я стал посещать занятия литобъединения, которым руководила Дубровина.

Из всех встреч в Доме писателя, а их было много, в память врезался день, когда я оказался невольным свидетелем разговора пожилых писателей. Они говорили громко, и я услышал слова их о первом секретаре ЦК КПСС Никите Сергеевиче Хрущеве. Говорили, мол, он нарушает ленинские принципы руководства страной, губит экономику государства и некрасиво ведет себя во время зарубежных поездок.

Отойдя от них в сторону, я записал обрывки этих фраз, еще не понимая, зачем. Может быть, они так и остались у меня в тетрадке, если бы не случай. В Доме книги выступал поэт Анатолий Поперечный. Я пришел на встречу с ним и получил сборник стихов поэта с его подписью.

Возвращаясь по Невскому проспекту к Лиговскому проспекту, заметил много людей возле памятника Екатерине Великой. Думал иностранцы. Подошел ближе - русские. Взглянул поверх голов и увидел свисавшую на веревке с ее шеи кукурузную булку. В шуме недовольных голосов слышалась фамилия "Хрущев".

Вечером я собрал своих ребят и объявил им:

"Кончаем хулиганить! Занимаемся политикой!"

Текст листовок пришлось сочинять самому. Здесь-то и пригодились записанные мною в тетрадке слова писателей о Хрущеве. Расклеивать листовки ходил вместе с друзьями. Бегали от милиционеров. Мы хорошо знали проходные дворы в своем Фрунзенском районе, да и бегали мы хорошо, и поэтому нас не могли поймать.

От политики отстали в октябре 1964 года, когда сняли с должностей Хрущева. Ходили гордые, дескать, мы помогли с ним справиться. Но тайну держали за зубами.

Не знаю до сих пор, кто из моих друзей проговорился. В феврале 1966 года меня вызвали в милицию. Сейчас не помню, кем был офицер по должности, но капитан - это точно.

Он все знал обо мне и моих друзьях. Со всеми подробностями описывал наши рейды по адресам предприятий и организаций, где на Досках почета и дверях мы расклеивали листовки.

Я во всем сознался, но напомнил капитану, что в листовках мы ничего не писали против нашего государства и государственного строя. Обвиняли Хрущева. Писали о том же, что в октябре 1964 года ему поставили в вину, когда снимали с должностей.

Капитан развел руками: "Дело на вас, юноша, заведено. Я не могу его просто взять и выбросить".

Я сказал ему, что мой папа был в войну разведчик, а мама санитарка. Они на фронте вступили в партию, а я в листовках не обвинял партию.

"Ты мне нравишься, - сказал мне капитан, - и я постараюсь тебе помочь".

Снова в милицию меня вызвали где-то через неделю.

Капитан кое-что уточнил у меня, показал, где расписаться, а потом заявил:

"Сюда больше приходить не надо. В апреле пойдешь в армию".

"Товарищ капитан! - воскликнул я. - Мне в декабре только 18 лет исполнилось. А в армию с 19 лет берут".

"Я же сказал, что ты мне понравился, - улыбнулся капитан. - Вот я и договорился, чтобы тебя со специальным набором взяли на службу. В армии идет перенастройка. Ты будешь в числе первых".

Так с его помощью я пошел рано в армию и попал на космодром Байконур. Точнее, на одну из площадок космодрома, расположенную недалеко от монтажно-испытательного корпуса, где перед каждым стартом собирали космические корабли, спецпутей, по которым их возили на взлетную площадку "двойка" - Гагаринский старт, с которого ушел в свой первый полет Юрий Гагарин.

После службы в армии я поступил на факультет журналистики Ленинградского государственного университета. Мама была расстроена. Анна Павловна мечтала, что я стану поэтом или прозаиком. Жаль, что она не дождалась, того дня, когда я опубликовал свои первые романы "Утро начиналось до рассвета" и "Не проси у прошлого прости". А то бы прочитала о раннем взрослении нашей мальчишеской команды и о ней самой, всегда приходившей мне на помощь.

Владимир Васильев,
член Союза писателей России

Текст предоставлен автором в 2023 году